Шаров, В.А. [автограф] До и во время. Первое издание

— М.: L’age d’Romme-Наш дом, 1995.

317 с.: портр. 17,5х10,5 см.

В издательской иллюстрированной обложке. В очень хорошем состоянии.

На титульном листе автограф Владимира Шарова: «Дорогим Мире и Исааку самым нашим близким и любимым друзьям 17 марта 96. Володя».

Первое книжное издание. Роман «одного из самых диковинных, ни на кого не похожих», по мнению Майи Кучерской, русских писателей. Появившись в «Новом мире» в 1993 году, он вызвал скандал – редколлегия публично разделилась во мнениях, стоит ли обнародовать «До и во время», а редактор отдела прозы Инна Борисова, выступавшая «за», вынуждена была оставить работу. Более смелого и вольного произведения, «толстая» постсоветская периодика, пожалуй, не видела.

В нём смешались размышления о русской революции, «Философия общего дела» Николая Фёдорова, проповеди Иоанна Кронштадтского, музыка Скрябина, комплексы Сталина. А началось всё… с игры в бридж.

По рассказам Ольги Дунаевской, вдовы писателя, Владимир Александрович обожал играть в бридж, но «заседания» их «бриджевого клуба» не ограничивались игрой – это был кружок интеллектуалов, куда люди приходили общаться. С какого-то момента члены клуба стали даже готовить доклады, с которыми потом «выступали». Шарова попросили рассказать о философе Николае Фёдорове. Погрузившись в тему, Владимир Александрович не смог её отпустить – так зародился роман «До и во время». В тексте отразились и впечатления автора от чтения выпусков «Клинического архива гениальности и одарённости» 1920-х гг.

Страсти, разыгравшиеся после публикации «До и во время» в «Новом мире», стоили Шарову много сил и здоровья, но вскоре пришло облегчение. В 1994 году российско-швейцарское издательство «Наш дом – L’Âge d’Homme» высказало желание опубликовать все его романы. Издания выходили в мягких обложках: крупноформатные и покетбучные. Это были первые книги Владимира Шарова.

Есть мнение, что Владимир Шаров (1952–2018), кандидат исторических наук, всю жизнь писал одну книгу, и её тема – история России. Действительно в своих романах он разрабатывал один и тот же круг вопросов – тирания Ивана Грозного, сталинизм, революция, православие и сектантство, – но для исторических работ в них слишком много буйной фантазии. Тогда было бы логичным назвать творчество Шарова «альтернативной историей», соцартом или постмодерном. Но серьёзность затрагиваемых тем – смысл и предназначение человека, преступление и покаяние, судьба русской веры и культуры, особая роль России в истории – и глубина их проработки не позволяет отнести такого уровня прозу к новомодным трюкам. Сам автор никогда не причислял себя ни к каким течениям, не «ловил» читательские интересы и не пытался вписаться в какие-либо рамки. Он просто говорил то, что ему необходимо было сказать.