Цветаева, М.И. Стихи к Блоку

/ обл. А. Арнштама

— Берлин: Огоньки, 1922.

47 с. 13х10 см.

В издательской иллюстрированной обложке. В очень хорошем состоянии.

Первые строчки Марины Цветаевой (1892-1941), вошедшие в сборник «Стихи к Блоку», датируются 1916 годом. На тот момент поэтесса уже как 4 года замужем за Сергеем Эфроном, который уже через год будет отступать с Белой армией и вынужденно эмигрирует. Цветаева не имела с супругом никакой связи больше трёх лет, в начале которых писала ему: «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака». Однако ещё до Гражданской войны их отношения, изначально подобные идеальным, начали ухудшаться из-за романа Цветаевой с Софией Парнок. Как и в случае с последующими внебрачными романтическими увлечениями поэтессы, Сергей Эфрон чувствовал себя лишним в их паре, а в середине 1920-х гг. даже кратковременно настаивал на разводе. Цветаева категорически отказывалась расторгать брак – свою привязанность к Эфрону она ставила выше чего бы то ни было.

Интерес вызывает тот факт, что конец первого романа Цветаевой с Софией Парнок (1916) и начало второго с Константином Радзевичем (1922) практически совпадают с хронологическим разбросом «Стихов к Блоку», разве что финальное, или же прощальное лирическое произведение цикла было написано в год смерти Александра Блока (1921). Вряд ли это стечение обстоятельств следует воспринимать как прямую корреляцию, однако оно вполне укладывается в метафорические рамки символизма – общего для двух вышеупомянутых поэтов. Более того, 1921 год многие исследователи считают финалом Серебряного века – помимо Блока из жизни уходит приговоренный к расстрелу Николай Гумилёв.

Марина Цветаева в своих стихах уподобляет Александра Блока Орфею, который своей музыкой завораживал людей, животных и природу, однако уместно было бы и другое сравнение – с Гефестом. Как и последний, поэт своим творчеством «принёс огонь» в сердца многих своих современников, однако высокая оценка его «огня» и стала причиной его гибели – Блока повсеместно вовлекали в различные литературные комитеты и притом отказывались предоставить ему разрешение на лечение за границей, что окончательно подкосило его здоровье. Встреча Цветаевой с Блоком произошла в 1920 году, однако, к дальнейшему её сожалению, не tête-à-tête. Поэтесса присутствовала на двух его майских чтениях, но не решилась на личное знакомство, о чем впоследствии сокрушалась в письме к Борису Пастернаку.

Продолжить риторику метафорических параллелей можно, обратившись к образу Блока в лирике Цветаевой не как мифологического героя, а как автора-современника. Во время своего пребывания в коктебельском «Доме поэтов» Максимилиана Волошина она начала общаться со многими представителями русского символизма. При этом, как было сказано ранее, с самим Александром Блоком Цветаевой познакомиться было не суждено, что отразилось на его чертах как вдохновляющей фигуры. В письме Анне Ахматовой поэтесса скажет: «… он такое явное торжество духа, такой воочию – дух, что удивительно, как жизнь – вообще – допустила. Смерть Блока я чувствую как Вознесение…». Блок действительно воспринимался Цветаевой как «торжество духа», некий мифический демиург, но не реальный человек – слишком трепетно она относилась к его величию: «Было так ясно на лике его: Царство моё не от мира сего».

В конечном итоге, трагизм, которым была окутана в лирике поэтессы смерть её «музы», можно объяснить тем, что смерть эту Цветаева проживала как событие совершенно эпохальное. Масштаб творчества Блока осмыслялся ею как голос поколения, и вместе с уходом из жизни его «символа» – ушёл и символизм. Уже на следующий год Марина Цветаева эмигрирует из страны и вернется лишь для того, чтобы потерять в концлагере – дочь, и на расстрельной плахе – мужа. Впоследствии погибла и она, повесившись в Елабуге, однако Серебряный век, её возлюбленная творческая эпоха, погибла ровно за два десятилетия до неё, и осталась живой лишь в стихах.

Розанов №4237, Турчинский С.571.